В небесный полк.

[dinosaurscreech]

Опять длинная история. В пяти частях, если уточнять. Ритм сменяется от части к части.
За конец могу лишь прощения просить. *спойлераст в душе*.
Ах да. Много болтаю.

I.

Подгнили яблоки желтеющими боками
И падают на мерзнущую листву.
С души скатился рунный всесильный камень
И утянул за собою последний звук,
И песня кончилась - струны рвались, как жилы,
И алый гриф растрескался докрасна.
Мы умираем с песней - совсем как жили.
И даже жаль, как многого не узнать,
Ведь мир огромен - даже послевоенный,
Трясущийся в лихорадке, больной, в бреду.
И у любого мира - да будет сцена,
Любым поклонникам мира - свою звезду,
Чтоб обожали, рвали из рук автограф,
Чтоб уголки плакатов - иглой к стене,
Чтоб дочитали книгу до эпилога
И не забыли до окончанья дней.

Я расскажу о нем - о певце с гитарой,
До боли красной, факелом над толпой.
Над ним нависла - судьбою ли, роком - кара,
Но, к счастью, пока не видит народ слепой.
Осколочком с иззубреными краями
Под кожей слева тикают дни его.
...Он года три не пишет ни строчки маме,
Зато на сцене лёгок надрывный вой.

В глазах живёт луны серебристый шарик...
Беловолосый, вставший не стой ноги,
Такой, который песнями жить мешает,
Такой людьми обожаемый андрогин,
Такой безумно-длинный в порыве, крике,
И монохромный, с выступами костей.
С губами цвета горькой лесной черники,
Такие всё письма жгут и не ждут вестей.
Такой, что умереть ко второму году,
А может, раньше, если гитара врёт.
Таких не звали прадеды к хороводу,
А правнуки клеймили их октябрем.
И всё бы было, может - до самой смерти,
А после - выстрел, милостью от небес.
Но не любите его никогда. Не смейте.
Любовь от века делает вас слабей.

II.

        Джек точно знает, что любим - толпой, фанатами, друзьями, любой из них пойдет за ним до края адской темной ямы, любой закрыл б его собой, когда бы мог. Всё бесполезно. Джек знает, что любим толпой, но не спасёт любовь от бездны. Джек рад, что нынче не один, как путешествовал когда-то; с ним Вики - дерзкий херувим, и Баст, что стал дороже брата. Их бронебойный грузовик роднее дома, злее ада. А в мире с ночи до зари хотят любить - и им не надо уже ни власти, ни казны (вот так война сменила вкусы), а только ласковой жены, чтоб ей дарить с зарплаты бусы, и, может, пару сыновей - учить езде велосипедной, и верных до конца друзей, чтобы плечом к плечу - с победой.
        Джек даже счастлив - до поры, ведь так легко забыть угрозу. С ним в унисон трубят костры, но и они к зиме замёрзнут. Пока осколок недвижим - и можно петь, любить без страха. Джек точно знает, что любим. Шрапнель под сердцем - в клетке птаха.

III.

Он так и живет - игнорируя близость смерти,
Чего друзей беспокоить по пустякам?..
Но всё кончается враз, на одном концерте -
Осколок в нем пробуждается, как вулкан.
Джек падает, потому что ужасно больно -
Как будто ему изнутри раскрывают грудь,
Как будто весь мир встряхнувшие злые войны
В него прокладывают танковый свой маршрут,
И хочется сжаться в клубок, и до скрипа - зубы,
Гитара с легким свистом ныряет в пол,
И вместо голоса Баста он слышит трубы
И думает: "Не казни же, небесный полк".

Баст тащит его, и укладывает, и молит -
Ведь в мирной жизни Вики была врачом,
Неужто средств не найти от слепящей боли,
Что как река, схватила и в ад влечёт?
У Вики глаза усталы и тёплы руки.
У Вики есть лекарства от ста смертей.
Но бесполезно облегчить лекарством муки -
Осколок в Джеке тянет его к черте.

IV.

        Конечно, они откроют, отыщут способ, чтоб Джеку помочь, но как же трясется мир. Голодных собак голоса по ветрам разносят, и кажется, что иногда говоришь с людьми. Нужна операция - и Вики очередь выбьет, и Баст раздобудет денег, скорее, в срок. И кто, кроме них, такого любить могли бы - такого нервного фрика с больным нутром? И он обжигает пальцы, куря на койке - напиться бы в решающие часы, когда не знаешь, будешь ли ты покойник или дойдешь до солнечной полосы.
        На полке встали часы, на боку кукушка - повисла криво, выстрел прервал полёт. И Джек говорит, а Баст и не хочет слушать - не вспомнить ни слова, как только рассвет придёт. Баст смотрит, и голову набок, и больше ни звука - больница уснула под пьяным больным октябрем. Дает Джеку спички. Болят обожженные руки. Ничем не заткнуть этот страшный полночный трёп.
        ...Когда Джек проснется со швами от горла до брюха, его встретит Вики - счастливый заплаканный взгляд. О ночи не помнит, не знает - ни слуху ни духу, и горько звенят серебристые тополя (Джек верит послушно, что это остаток наркоза - а как не поверить: у Вики так голос дрожит). Сгребает со столика спички и пачку без спроса - ему второй раз в октябре предначертано жить.
        Когда через несколько дней по мобильнику Басту звонит кто-то дальний, но друг и попавший в беду, Джек счастлив (он сам не сказал бы, как сильно он счастлив) - для Баста и Вики достал бы он с неба звезду. И вот они едут - гремит грузовик по канавам. И вот они едут. У Вики в руках пистолет. У друга проблемы, на друга открыта облава, ему, кроме Баста с друзьями, помощников нет. Джек смотрит в окно - там дождливое небо и поле. Осколка под сердцем давно уж растаял и след, и Джеку открылась вся радость безбрежного "после". И жизнь никогда не казалась настолько светлей.

V.

На последних минутах - все спасены почти,
Даже ветер голодный мягок, послушен, тих,
Про такую погоду стоящий был бы стих,
Если Джеки в последний миг бы сумел спастись.
Только чувствует - сердце жжёт, и его качает -
Ловит девять граммов стали шестым ребром.
Кровь пьянит на губах - медовый закатный ром.
Руки Баста жгуче чувствует он плечами.

Джек смеется кровью: "Вот тебе, Баст, звезда,
Вот тебе твои военные города,
Серебро и медь, и олово, и слюда,
Право слово, такого стоило ожидать -
Ты же знаешь меня - я лучше не знаю сам,
Попроси за меня прощенья у нашей Вики,
Попроси..." - а в глазах застыли живые блики,
А в глазах полки гарцуют по небесам.

(с) ...Хрусталь...