...А потом кулак разжимается, распускается, резко, разом, и сердце снова быстрей стучит. И колени дрожат, когда Лёва к дверям спускается...
Серый даже её не просит отдать ключи.
Просто кто-то принц, а кто - дракон, огнезарный, пыщущий из ноздрей и пасти дымом да кипятком. И теперь - варить бульоны, молиться высшему, взять котенка, забыть о тайном, о ведовском, о всем том, что узнала без Макса. О силе полночи, и о том, что крепче ружей пробьет любовь, и не помнить о чесноке, выбирая овощи, о скупом касаньи рук и горячих лбов. Просто кто-то - такой, как ты, он любимый, ласковый, ну а кто-то - шаром кати по его душе... И не шалью он на плечах - остротой дамасскою, полудиким и голодным, настороже, быстрым зверем, тотемом ночи, сапсаном-соколом, что едва ли вернется на руку егерям.
Впрочем, незачем тут шататься вокруг да около. Просто кто-то - тревожный час, а другой - заря.
Вот кончается осень, ветки и стекла инеем покрываются плотно, коркой на лужах лед. Это как игра, и правила все мы приняли, всё закончилось складно, вышилось в ткань петлёй. Лёва с Максом идут по городу. Лёве весело, и в стаканчиках сладкий кофе успеть остыть... Макс прикуривает; табак пропитался смесями.
От его зажигалки вспыхивают
мосты.
Лёва стала ярче, и каблуки забросила, теплый шарфик греет тонкий разлет ключиц.
...Серый в тот же вечер уехал (такой-то осенью!), и она от съемной квартиры сдала ключи.
Отрастила волосы рыжие старой памятью -
(кто-то джокер, а кто - червонный её валет)
По спине спускаются - смотрят собаки вслед...
Чтобы Серый узнал. Хоть где-нибудь.
Хоть когда-нибудь.
Первый снег наутро скроет ушедший след.
(с) ...Хрусталь...