Мы сидим на уроке биологии. Точнее, урок еще не начат, в классе царит счастливый полу-хаос, полный мира и покоя, брат, посоны обсуждают шансы выжить, если прямо сейчас выбросишься в окошко с третьего этажа. Окно открыто и из него прямо-таки тащит весной. Свежим ожившим воздухом. В окно пробивается какое-то редкое, жиденькое солнце. Несмотря на это, за окном метель. Натуральная метель в конце апреля. Снег кружится и летает. Сухой такой, холодный снег. Суровый снег. Я поглядываю на него и ужасненько переживаю. В той легкой куртке, в которой я пришла сегодня, в воротнике спрятан потайной капюшон. Он ничуть воротника не утолщает, а между тем там есть маленькая молния, и из нее вынимается капюшон. Непромокаемый такой. Цимес в том, что если я его надену - это будет равносильно тому, чтоб презерватив на башку натянуть, настолько этот во всех отношениях замечательный капюшон стремно на мне смотрится.

Хант переписывает у меня прошлую тему по биологии. Я рисую ей на полях в тетради сердечки. В голове еще звучат фразы с прошлого урока-общаги про то, что у всех молодежных субкультур сильна круговая порука. Так интеллигентно авторы учебника обрисовывают все эти вещи, пожизневые настолько, что в учебниках им - последнее место.
- Круговая порука мажет, как копоть, - вполголоса начинаю я. - Я беру твою руку...
- ...А чувствую локоть, - подпевает она. Мы смотрим друг на друга с обожанием. Если песенки из Glee мы знаем обе и гарантированно, у меня были сомнения, подпоет ли она мне Наутилус. Мы на мучительно долгую секунду затыкаемся. Я не помню дальше ни слова.
- ...И вот я так все песню помню, - наконец с грустинкой выдаю я.
Хант дает мне пять.