Лев, сражаясь, все время видит перед собой тех, кого он должен грудью своей закрыть. Посвящая друзьям свой отчаянный смертный бой, слышит Лев, как тепло вокруг вздымают костры свои желтые крылья, острые перья пик, лижут небо, и враг сдается, сдает ему. На какой-то дерзкий, полный надежды миг Лев поверит в победу, даже прогонит тьму.

Забывая жалость, счастья моменты, боль, он встает во весь рост медом слитых широких плеч. Только застит глаза ему ярко-алым соль. Лев бросается в бой, превращаясь в полете в меч.

...Лев всё помнит. Как под радугой в детстве жил, как глотал - до боли в горле - поток зари. И он помнит, как мать дарила ему ножи, и отец ему зайчонка раз подарил - очень белого, и весь он был - чистый страх, под его немигающим взглядом, как лист, дрожал. И мурлыканье родилось тогда на устах, и скатилось по тонкому лезвию каплей с ножа.

Но Аид, прорывая воспоминаний дрожь, забирает себе эти искры далеких дней. От удара ломает Лев материнский нож, и с Аидом остается наедине. А Аид побеждает, быстро и так легко, его пламя велит поскорее прикончить Льва... Но борьбы поднимается в горле холодный ком, застывает Аид на краю бездонного рва. Лев встает, расправляет плечи, вдыхает свет. В голове пустой - только ярость теперь живет. От любви остается только горелый след. Коль не помнишь дома - много ль тебе забот, коль любовь и веру, и жалость к слабым свою забыл, будешь воин лучший, нежели был тогда...

Слыша пение мертвой, грубой, глухой трубы, смотрит Лев на кровь, но видна ему лишь вода. И теперь ему не спасать от беды друзей, а лишь драться до жажды от капель в багровых когтях...

Так что Лев бредет по кровавой своей стезе, а Принцесса-Олень осталась в забытых снах.

(с) ...Хрусталь...