здесь два лир.героя, просто того, от чьего лица говорится, двое. всё норм.

Когда скребут между ребер тигры -
что' голос плоти,
что Божий глас?

За тем, как ты себе треплешь вихры, мы оба смотрим всей сталью глаз. Наш мир в ресницах дрожит оленьих. Неловко лютик в ладонях мнем: штаны, протертые на коленях, на тощих бедрах и под ремнём, тончайший лен бледноватой кожи, костяшек пальцев слепая трель... Всё то, что вслух прорасти не может, мой нутряной, неживой кипрей, что изнутри прошивает корнем, точеным шильцем сверлит мне бок - ты стильно-прям, ты одет по форме, ты сам не знаешь, как ты глубок. В тебя нырять - как без кожи в море, дурацкий выживший плиозавр; мой взгляд узлом на точёном горле, чтоб по-собачьи кадык лизать, вдыхать твой вдох, выдыхать твой выдох, быть продолжением, в шаг ступать. Во вместе взятых всех геноцидах я всех мертвее, я просто падь. Твой просмоленный зрачок-отмычка подачу мне отбивает влёт, и как не спросишь - дела отлично. Моя акула в момент клюет.

Ладони наши влажны и клейки, а в наших легких запёкся ром. Все металлические линейки в твоих руках меня жгут тавром, мне их нельзя даже пальцем трогать - глядишь, порежусь об острый край... Моя душа - искривленный коготь, всё мое тело ей кобура. Не смейся так беспримерно, с лязгом, с открытым горлом, медовым ртом - слабеть ногам моим, хрипнуть связкам, сдержусь ли, выстрелю - что потом? Пусть улицы развернулись строем, хмельное колотое каре - мы только наш с тобой мир построим; смотри - весна почти на дворе. Смотри - клубится, нелегкий, едкий предмайский порох, зеленый дым. Ты точно ляжешь шестым в рулетке, бесправым, выжившим, молодым, я точно встречу тебя когда-то так равнодушно, так нежило - того, кто вышит в моих цитатах, кому всегда все мои "алло" - мы рассмеемся, мы купим чипсов. Гуляйте, черт вас, детей, возьми!

Когда от смерти не излечиться - мы бросим жребий, кого казнить.

(с) ...Хрусталь...