Вот все говорят, что вводят-таки эту чертову школьную форму. А пока в школах вроде как дресс-код, а вроде как и всем плевать. Однако сегодня отчего-то творился ад и Израиль.

Мы ж дежурим эти дни. И вот сидим мы с девочкой на посту, разговариваем. Видим, что директриса пришла, и о чем-то говорит с кружком одиннадцатиклассниц - о чем, нам не слышно, а только понятно, что не хвалит. И вот подошли они к окошку, а мы тут как раз рядом. И директриса повелевает:
- Снимай туфлю!
Я удивилась, нормальные у той девушки туфли были, такие черные, на каблуке и еще с платформой под пальцами - чтоб высоту компенсировать. А что ей делать, она сняла.
- Ставь туфлю на подоконник!
Девочка стоит на одной ноге, туфлю поставила на подоконник. Я офигеваю еще больше. А мы тут сидим как раз у самого кабинета директрисы, она говорит "сейчас вернусь" - и выходит уже с линейкой-треугольничком.
- Вот, - показывает пальцами, - вот это - семь сантиметров! Каблук положено не больше 7 см! А у тебя сколько? - и натурально прикладывает линейку к туфле. Тут уже я не офигела, а просто чуть глаза на пол не выронила, глядя на такое мракобесие. Ну директриса еще поорала на бедную девочку, померила каблук еще раз, сказала, что это очень вредит здоровью - самой девочки и окружающих (их здоровью-то как вредит?), потом погладила ее по плечику, сказала "надеюсь, мы друг друга поняли" и ушла в закат.

По такому поводу вспомню историю, которую описывал Стивен Кинг в своей биографии. Он рассказывал об учительнице... впрочем, тут я лучше процитирую.
"...Все учителя, кроме одной – мисс Грамизан, которая преподавала девушкам стенографию и машинопись. Она внушала и уважение, и страх; в духе учителей прежних эпох, мисс Грамизан не хотела быть ученику ни другом, ни психологом, ни наставником. Она пришла обучать определенным умениям, и таковое обучение должно проходить согласно правилам. Ее правилам. Иногда в ее классе девочкам предлагалось встать на пол на колени, и если подол юбки при этом не касался линолеума, девочку отсылали домой переодеться. Никакие слезы и мольбы не могли ее смягчить, никакие убедительные рассуждения не могли изменить ее мировоззрения. Список оставленных после уроков был у нее длиннее, чем у всех учителей школы вместе взятых, но именно ее девушек выбирали для произнесения торжественных речей на первом или последнем звонке, и именно они обычно удачно устраивались на работу. Многие в конце концов начинали ее любить. Другие ненавидели ее и тогда, и потом, и сейчас, наверное, тоже ненавидят. Эти называли ее Грымза Грамизан, как делали, несомненно, их матери лет за двадцать до того."

Нас тоже, видимо, скоро поставят на колени и отдерут и будут юбки мерить.